Список нежных жертв - Страница 12

Она проглотила осточертевшую утреннюю яичницу, налила в стакан мочеобразной жидкости, которая называется «чай из мешка». Чай мать покупает на рынке у теток, от безобразного вида которых блевать тянет. Прямо перед торговками стоят мешки с черными опилками, но тетки уверяют, что это настоящий грузинский чай высшего сорта. Они продают его, зачерпывая банкой или граненым стаканом, что дешево до безобразия. В общем, на дураков рассчитано. Или на безденежных, вроде семейки Алены. Отхлебнув пару глотков, она покривилась, как от кислятины, отодвинула чашку с отбитой ручкой и отчитала мать:

– Сколько раз говорила: не покупай эту вонищу на рынке. Лучше ничего не пить, чем травиться черт знает чем.

– Ишь, умная какая! – проворчала та. – Ты у нас шибко грамотная стала. То тебе не так, это не так. Я и такой попью. Он мне нравится, потому что дешевый.

Послышалось босоногое шлепанье, затем в дверях показалась помятая, сонная, опухшая физиономия папани.

– Приперся... – буркнула Алена, отвернувшись от противной рожи.

Папаня в семейных трусах и застиранной майке с минуту хлопал глазами, от него шло амбре, как из общественного, далеко не цивильного сортира. Затем папа прошел к плите, схватил чайник с холодной кипяченой водой и приставил носик ко рту. Забулькало. Это в брюхо папани вливалась вода.

– Ты что, не можешь культурно пить? – справедливо возмутилась Алена, брезгливо морщась. – Обслюнявил весь чайник! Кому после тебя приятно пить?

– Молчать, – вяло промямлил папа хриплым голосом и пошлепал назад в комнату, бормоча: – Дожил. Всякая сопля меня... меня!.. воспитывает...

– Свинья, – сказала дочь, с ненавистью глядя ему вслед.

– Не смей так на отца! – прикрикнула на нее мать.

– Да пошел он, такой отец...

Алена вскочила с табуретки, имеющей все перспективы развалиться в ближайшее время, и ринулась в коридор. Там принялась надевать новые ботиночки на высоких каблуках со шнуровкой. Девчонки попадают от зависти при виде ботиночек. А ходит в них Алена, словно танцует. Мама пришла следом. Пришла и тихо запела нудную песню:

– Алена, ты где взяла эти ботинки? У кого?

– Скажи еще, что я украла их, – вскинулась Алена, зло завязывая шнурки.

– Ага, подарили тебе, да?

– А если и так? – распрямилась Алена, поставив руки на бедра.

– И за какие ж услуги тебе дарят такие дорогие подарки?

– Не твое дело. Заработала.

– Чем? Одним местом?

– А хоть бы и так! – с вызовом ответила дочь. – Я не буду жить, как ты, поняла? У меня не будет в мужьях урода вроде папочки, чтоб он сдох! И бить меня ни одна сволочь не будет! И с каши на хлеб перебиваться не буду, поняла? Я совершеннолетняя, имею право жить...

– Вы! – Дверь открылась, и папина красная рожа просунулась в щель. – Заткнитесь обе! А то... всем пасти порву сикось-накось...

– Попробуй тронь! – сжала кулаки Алена.

– У меня сейчас кумпол болит, – погрозил пальцем папа, – но предупреждаю: как только кумпол станет в норму, пасти порву.

Алена схватила сумку и помчалась по лестнице, слушая чарующий стук своих каблучков. По дороге в колледж она хмурила лоб, припоминая слова мамы. Обидно! Алена обижалась на мать, что та живет с отцом, а не разводится. На отца обижалась, потому что он свинья, и этим все сказано. На брата обижалась, потому что нет ему дела ни до нее, ни до матери. На всех обижалась, у кого нормальные условия жизни.

* * *

Марина – крупная, некрасивая и конопатая девушка – вывесила белье на чердаке. Дом, куда ей посчастливилось устроиться работать, пройдя конкурс, построен на две состоятельных семьи. Он имеет два отдельных входа, два двора, огороженных каменной стеной, и даже чердак разделен надвое перегородкой.

Марину взяла в домработницы с проживанием одна из семей этого дома. У нее есть своя комната, туалет и душ, ей платят хорошую зарплату, которую она откладывает. Ей не приходится платить за квартиру, тратить деньги на еду – чем не жизнь?

Марина девушка хоть и молодая – ей двадцать четыре, – а практичная. Она четко знает свое место, неустанно трудится, чтобы хозяева были довольны ею. Поработает лет пять, купит маленькую квартирку и... наверное, опять пойдет в домработницы, но уже в приходящие. Это городские девчонки важные, они лучше корки хлебные будут грызть, а в домработницы не пойдут. И хорошо, потому что на домработниц, как Марина, огромный спрос, они на вес золота. Четыре года завоевывала она репутацию образцовой служанки и вот дождалась своего часа.

Вывесив белье, она вышла на балкон и заглянула в соседний двор. Неприятные люди живут по соседству – купили половину дома год назад, а контактировать с соседями не желают. Гордые. Хозяева Марины люди компанейские, хорошие, особенно хозяйка. Однажды девушка слышала, как хозяин с хозяйкой обсуждали соседей и говорили, что те нелюдимые, невоспитанные нувориши. Кто такие нувориши, Марина не знала, а спросить постеснялась, да и боялась, что ее уличат в подслушивании. Это место потерять – равносильно смерти.

Несколько минут Марина наблюдала за небольшой сценкой в соседнем дворе. Соседка – женщина видная, лет за сорок, – выбежала во двор. Она явно была расстроена. За ней вышел муж – он такого же возраста и на внешность хорош, – обнял жену за плечи и что-то заговорил. Марина не слышала, что он говорил, как ни старалась. Но жена не хотела его слушать – выдергивала плечи и отступала, тихонько возражая. Потом вдруг расплакалась и отошла в сторону, скрывшись из виду. Сосед что-то говорил вслед плачущей женщине грубо, резко. Марина перегнулась через перила, но слов все равно не услышала, так как говорил он очень тихо, и только жесты да лицо выдавали его крайнее раздражение. Женщина хотела уйти, а он не пускал, встав у нее на пути. Рассердившись, она оттолкнула его, убежала в дом, потом выехала из гаража на машине на улицу. Раздосадованный муж поплелся в дом.