Оленька открывала все кабинеты подряд в надежде, что найдется один свободный. Под горячую руку ей попалась Жанна, распивающая чаек с анестезиологом – дамой, приятной во всех отношениях. Не стесняясь присутствия приятной дамы, Оленька вломилась в ординаторскую и нависла над Жанной, опершись о стол руками:
– Скажи, у тебя врожденная болтливость или приобретенная?
– А проще? – несколько раз хлопнула глазами Жанна.
– Можно и проще. Зачем Витальке сказала, что его ждет сюрприз?
– А ты не просила не говорить, – нашлась Жанна.
– Это подразумевалось, если ты мне друг, – набычившись, произнесла Оленька. Приятная дама скоренько и тихо ретировалась за дверь. – Ты же знала, что он побежит проверять.
– Сядь! – рявкнула Жанна. Оленька присела рядом. Правда, с вызывающим видом. – Теперь слушай. Ты взяла на себя смелость выйти замуж за талант, а это ответственность. И самопожертвование. Таланту все можно, тем более что хирурги долго не живут. От его рук напрямую зависит жизнь людей, он должен иметь душевное равновесие, а ты в этом вопросе показала дремучесть. Вы любите друг друга, но сейчас ваши отношения сказываются на его работе, именно поэтому я и сказала ему. Тебе не следует бросаться на мужиков, это пошло. Я считаю – и Виталик тоже так считает, – что вам следует помириться.
– Они считают!.. – презрительно фыркнула Оленька. От обиды у нее внутри все клокотало. – А вот я так не считаю.
– Я все же старше, больше видела. Ты из-за своих амбиций все потеряешь. Жить тебе негде, зарплата смешная. А у него квартира, нормальный доход, у вас общие интересы. Поверь, люди разных профессий уживаются сложней. И запомни: ты теперь всех мужчин будешь сравнивать с ним, хочешь того или не хочешь. А потом тебя заест тоска, потому что так просто эти вопросы не решаются, как пытаешься решить их ты. Не лучше ли простить шалость Виталика, жить с ним в нормальной квартире, родить ребенка. А хочешь потешить свое самолюбие – наставь ему рога, и твое самолюбие успокоится.
– Стас тебе изменял? – задиристо спросила Оленька.
– Я, конечно, его ни с кем не заставала, но думаю, да, изменял. Иногда его поведение почти неуловимо менялось... Это трудно объяснить... надо чувствовать. И я чувствовала.
– А ты ему? – подлавливала Оленька.
– Хм, – усмехнулась Жанна. – Конечно. На всякий случай, чтобы не остаться в долгу, изредка и я наставляла ему рога. Кстати, адюльтер держит женщину в хорошей форме, преображает, продлевает жизнь. Это полезно, поверь.
– Слушаю тебя, и у меня возникает впечатление, что я попала в параллельный мир, – вымолвила потрясенная Оленька. А помолчав секунду, добавила убежденно: – Я не хочу жить по вашим правилам!
– Придется, – «утешила» Жанна. – «Жить в обществе и быть свободным от него нельзя», – сказал какой-то кретин, не помню кто. Но он был прав. Мужики все по бабам бегают. Если б бабы стояли на твоей позиции, ни одной семьи не было бы. Терпимее надо быть. А ты живешь в обнимку со своим неизжитым детским максимализмом. С такими понятиями навсегда останешься одна.
– А мне ближе другой афоризм, – процедила Оленька. – «Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало». Омар Хайям.
На этом Оленька поставила точку. То есть выскочила из ординаторской, едва не сбив с ног Витальку. Увидев мужа снова, Оленька прорычала ему в лицо:
– Ты что, пасешь меня? Урод!
И в этом случае она оставила последнее слово за собой. Виталик что-то пролепетал в оправдание ей вдогонку, но ей было неинтересно его слушать. Раньше ей казалось, что кругом одни друзья, а теперь оказалось – вот парадокс! – что у нее никого близкого нет, она одна. Оленька металась по отделению, как пантера, загнанная в западню, пока ее не пригласил завотделением. Подозревая, что он тоже примется воспитывать ее в духе Жанны, Оленька, сев на стул, приняла оборонительную позу: скрестила на груди руки, опустила подбородок и уставилась на заведующего исподлобья.
– Детка, что происходит с тобой? – взял он отеческий тон.
– У меня все в порядке, – буркнула она.
– Но я же вижу, что ты не в ладу сама с собой. Понимаешь, не хочется говорить банальности, но время действительно все расставляет по местам и лечит.
– Я знаю.
– Что ты знаешь, девочка! – вздохнул он с жалостью. – Столкнулась с первой трудностью и готова разодрать мир на клочки? Отдышись, и...
– Только не уговаривайте меня, что мой муж святой и я обязана простить его, даже благодарить за рога, которые выросли у меня до потолка, так как он преподал мне урок.
– Чего?! – покривился пожилой врач. – Поступок Виталия Андреевича не подлежит обсуждению. Он отвратительный. Прощать или не прощать – тебе решать. Мда... Вижу, тебе необходима пауза, требуется сменить атмосферу. Тут ко мне обратилась одна дама, ей нужна медсестра-сиделка. Платить она будет хорошо, ты столько не зарабатываешь за год, сколько будешь получать за месяц. Правда, у нее есть условие – она хочет сама выбрать медсестру, но я могу составить тебе протекцию. Жить придется у нее в доме. Если ты согласна...
– Я согласна, – поспешила с ответом Оленька.
– Вот и ладненько. А теперь иди, детка, и перестань нервничать.
Оленька вышла из кабинета несколько успокоенная. Хоть маленькая перспектива, а все же перспектива. Сейчас ей, как воздух, необходимы деньги, поэтому предложение завотделением пришлось весьма кстати.
В коридоре Оленька остановилась, припоминая, куда же она направлялась до всех этих изнурительных диалогов на морально-аморальные темы. Вспомнила! В реанимацию...